С утра всегда много дел. Нужно проверить, прочны ли еще защитные заклятья. Нужно собрать цвет боярышника и жемчужины блестящей росы. Нужно кликнуть из леса фей и дать им на день работы. И проследить, все ли проказницы на месте – а то ведь только на миг отвернись – разлетятся во все стороны, ныряя в небо прямо из-под ног, словно стрекозы и бабочки. И придется призывать спящие ветры и призрачных гончих, чтобы согнать всех фей обратно, пересчитать – да и запереть для надёжности в заколдованной клетке. Вот и будет им наказание!

Да, ведь и гончих тоже нужно проведать. Вон они уже мчатся к ней, жмутся к её ногам, просят ласки, переливаясь огненным сиянием – её гончие, её верные собаки, всем прочим являющиеся лишь в виде болотных огней!

Нужно сварить зелье для ворожбы и земляничное варенье – для дочери Нимвэ…. И, кстати, где её носит, эту несносную девчонку! – неужели снова сбежала в лес, бродит среди кряжистых буков и неспящих духов, подсматривает в неверные дверцы между звезд и туманов… слишком тянет её за Грань, в воплощенные миры, где играть куда веселее. Надо бы приструнить.

И поставить на место мерзкую старуху Хель, что в последнее время взяла слишком большую волю! Не ей манить к себе пришедших в Пограничье. Не ей владеть душами смелых.

«Но и не тебе» - в очередной раз усмехнется Хель – но возразить не посмеет. Границы её власти очерчены ночным перевалом. Только бы Нимвэ не взбрело в голову пробраться туда и заглянуть во владения хозяйки вечных сумерек!

Надо собрать всех тех, кого принесло за ночь, и выпроводить откуда явились, пока они еще верят, что спят. Каждую ночь течение реки снов приносит по десятку, а то и по два – и куда их девать, что с ними делать? Не позволять же им слоняться в окрестностях вечно! Вокруг и так слишком много шума от зверей, от птиц и от фей, а она любит покой. Ну а если успеют заблудившиеся гости испить воды из ручья или съесть хотя бы раннее яблочко с дикой яблони – никуда уже уйти не сумеют. А уйдут – вечно их будет мучить память об этом небе с белыми звездами, о тихих пустошах и безмолвных перелесках, о маленьком домике у заросшего ирисами болотца…. Вовек не будет им покоя, изгложет злая тоска, изведет и иссушит, в конце концов.

Поэтому нужно пройтись по владениям и всех залётных странников вывести на торную дорогу. Кого – вывести, а кого и вышибить! Не все ведь торопятся уходить. А ей, хрупкой женщине, живущей в весенних пустошах с дочерью, бороться с настырными сыновьями смертных (ведь именно их чаще всего заносит в её владения) совсем не легко! Помогают заклинания – да пара демонов-стражей, что пришли к ней неведомо откуда, да так и остались, служить ласковой зеленоглазой хозяйке – не надеясь, верно, найти лучшей доли.

А Нимвэ, непутёвая, только и рада, если мать кого скрепя сердце оставит. Новая игрушка, новая забава…. И ей, и драконышу её, лунно-серебристому, с прозрачными крыльями, с глазами как изумрудное пламя. Да и духам лесным, жестоким пересмешникам, потерянные души людей только на радость, скуку вековую разгонять, вместе с незримой стаей по небу носиться.

У Нимвэ коса белая, молочно-лунная со звонким серебром, и глаза как осколки зеленоватого льда. Ноги тонкие и резвые, тело гибкое, как у верткой ящерки. Кто видел её, говорят – очень на мать похожа. Вот и драконы слушаются её не меньше, и любят, всё равно, что собаки. А собак своих, призрачную болотную свору, она знала по именам уже в третью весну. В ту пору она каталась на их загривках, словно заправский наездник!

Мало ли дел поутру у хранительницы Пограничья, тихого и нежного стража перекрёстка миров!

Но никто не скажет, что здесь стало неуютнее с тех пор, как она пришла сюда, приняв завет от прежней хранительницы. И домик, стоявший у маленького болотца, был едва заметен с холма, среди трав и туманов, и с рассветом сбредались к деревянному крыльцу доверчивые птицы и звери.

Построила она этот домик, между прочим, без волшебства, одними только мускульными усилиями прислужников-демонов, коим объяснила подробно свою задумку. Они и теперь всегда готовы были вырасти словно из-под земли, если протекала ветхая крыша или начинали крениться стены. Раз уж пришли – пусть служат, как же иначе!

Кто знает, который год уж она обитала здесь? Лесные духи помнили пустоши без неё –так на то они и духи, чтобы самое древнее помнить! Но Нимвэ – дитя, подросток, фейри – существо, которому позволено беспрепятственно бродить по мирам. Эльфы и альвы, черти, гномы, Сотворенные и Неумершие – все прикованы к своему родному миру, и проникать сквозь крепкие невидимые стены может лишь Нимвэ, и души Смертных.

И хранительница Пограничья.

Тих и спокоен перевал ночи. Хель не спешит ссориться с нею – но порой старухе нестерпимо скучно в своих мрачных и тысячу лет не мытых чертогах. Может быть, стоило забрести к ней…. Но хозяйка пустоши недолюбливала Хель, и ничего не могла с собою поделать.

Нимвэ так и не вернулась до завтрака, только запах земляничного пирога выманил её из перелеска. Определенно, девчонке категорически не хватает мужского воспитания! Быть может, Тэм Лин и правда смог бы стать ей хорошим отцом? Кому, как не смертному, воспитывать дитя-фейри, с которым даже могущественная хозяйка Пограничья не всякий день справляется?

Только ей ли не знать, что у Тэма – своя дорога! Когда возлюбленная пришла требовать его у потаенного мира, хозяйка с легким сердцем его отпустила. И пусть она назначала деве жестокие испытания – та выдержала их с честью. Что ж, любовь должна уметь приносить жертвы и отдавать себя безоглядно. Так считала хранительница Пограничья, и деве пришлось с этим смириться, коль скоро уж осмелилась прийти к ней и требовать своего.

Легко идти босиком по росистой траве, упругой, как жесткое темное облако. И поутру совсем не одиноко среди пустошей и холмов, под светлеющим небом. Она придумывала этот мир вроде как для Нимвэ – но вышло, что для себя.

Черная женщина сидела на осколке огромной скалы, разбитой грозой еще в те времена, когда самый старый дух леса не вылез из своей березовой колыбели.

-Не сидится тебе за пустыми столами, Хель?

Черная женщина усмехнулась недоброй усмешкой, тени лежали на впалых скулах – серовато-синие, мертвые. И розоватые брызги разбивались о складки черного балахона, не в силах выпутаться из клейкой смоли.

Женщина казалась молодой. Её кожа была бела как горные вершины, и только в глазах жила серая мгла рваных полуистлевших туманов.

-Кого ты хочешь обмануть этим, Хель? Ты – стара как сама смерть, каким бы ни был твой образ.

-А ты – дитя, Эленхел! – усмехнулась женщина в ответ, хрипло и ворчливо, - Поживи еще с моё…. А впрочем – силком тебя ведь сюда никто не тянул, сама, девка бедовая, забрела и напросилась на этакую заботу…. Поди просто – сторожить врата Девяти Миров, да одной!

-Нимвэ подрастет – поможет, - не намного приветливее ответила сереброволосая.

Та, что сидела на камне, поморщилась и скривила губы.

-Нимвэ твоя…. Следила бы ты за ней получше. А то ведь знаешь, не оценит она твоих стараний, не станет сидеть во дворце на дне озера да поджидать какого-то там смертного королька! Круг Миров-то большой, вокруг много соблазнов.

-У тебя никогда детей не было, Хель.

Та засмеялась скрипуче.

-Да ладно?! Откуда тебе ведать, хозяюшка? Чай, мои слуги тебе по ночам отчет не дают! Но ты всё-таки старуху послушай – поболе твоего я на свете повидала. А место ты себе хорошее выбрала…. Славное, тихое место. И лодочку твою я заметила в камышах….

Черная гостья растаяла, обернувшись не то дымом, не то болотным туманом. Хозяйка поежилась и передернула хрупкими плечами – ей было не по себе, как всегда после разговоров с Хель. Но старуха успела привязаться к ней, и, к тому же, безумно скучала.

Приглянуть построже за Нимвэ – это, пожалуй, не такой уж неправый совет. Растет девка своевольной и дерзкой дикаркой. При дворе короля Оберона с этакими манерами не появишься – ну да и зачем ей будущей Владычице Озера, вертеться при дворе короля Оберона!

На утренней пустоши совсем не в тягость одиночество. И трава прохладно щекочет босые ноги. Только откуда-то сверху глядят на неё белые зрачки звезд, и иногда – всё реже – приходит странный сон, печальный и растерянный.

Мельдо, мэл кори….

К Мори
К Оркам